Желтое, зеленое, голубое[Книга 1] - Николай Павлович Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бы на вашем месте никогда бы его одного не отправила в Москву. Вы могли бы поехать с ним.
— Милая Ната! — удивилась Раменова. — Неужели вы думаете, что все мужчины только и думают, как бы изменить своей жене?
— Конечно! Вы их не знаете! И вы не знаете, Нина Александровна, какие теперь женщины нахальные!
Ната сидела под красной вазой с белой сиренью, у открытого окна с видом на синие горы, на облака, на яркое небо.
— Георгий воодушевлен. Вы должны знать, что он не живет мелочами. Это чистый и сильный человек. В таких нельзя не верить, — чувствуя некоторую скованность, не совсем уверенно говорила Нина.
— Не говорите со мной, как с маленькой. Я знаю, такие люди есть. У нас в цехе есть простые рабочие, их нельзя даже поставить с Георгием Николаевичем рядом — он талант, но и эти рабочие горят на работе, и их все любят, и они ничего себе не требуют. На таких стоит весь наш завод, может быть, весь наш город. И тут же рядом с ними есть такие, кто норовит что-нибудь утащить себе, или даже если не тащит, все равно только о выгодах думает. У таких закон: я — тебе, ты — мне. Или — дайте мне кусочек хлеба и вагон масла… Вы не знаете, Нина Александровна, как у нас на заводе интересно, там можно найти людей и описывать их в романах или писать с них прообразы для картины. Я не понимаю, зачем Георгий Николаевич поехал в Москву, что ему делать, ведь там много своих художников.
— Ах, Ната, Ната! — Нина обняла ее и невольно нежно поцеловала в щеку, и та как сорвалась — ответила ей несколькими горячими поцелуями, подумав в то же время: «Какая она нежная, душистая. Это она так, наверно, его целует».
«Какая страстная натура, — подумала в свою очередь Нина. — Мы с ней как институтки из душещипательного романа…»
Обе рассмеялись. Нина почувствовала ее близкой себе, — странно, как бы своей. И тут же по душе скользнуло что-то неприятное. Спохватилась, лицо выразило сдержанность, похолодели глаза.
Последнее время Ната спокойна. Она занималась, работала, иногда встречалась с Иваном. Прочитав в газете об отъезде Раменова, она страшно рассердилась и не пошла на свидание с Карабутовым. Он сам прибежал к ней. Она раскричалась — требовала, чтобы он больше не смел подходить и не ждал ее в проходной…
Нина и Ната вышли из дома и расстались на углу следующей улицы как подруги.
Нина оглянулась. Ната была стройна в этом оригинальном комбинезоне, у нее длинные ноги, она идет легко, не качая бедрами, как будто ее учили походке. Впрочем, ведь это наша, простонародная манера держаться…
Ната тоже обернулась. Нина махнула ей рукой. Махнула рукой Ната. И вдруг побежала.
Нина глядела ей в спину. Ей показалось, что Ната смущена и расстроена, словно потерпела поражение. И у Нины было такое же ощущение.
«Смешная Ната, убеждает меня быть бдительной и не отпускать Георгия».
Нина верит мужу совершенно. Он — чистый человек, с чистой совестью. Все его творчество стоит на этой родниковой чистоте.
Нина знала людей разных. У нее была другая жизнь, в которой она была другой.
И в той жизни ей вс множестве встречались совсем другие люди, не такие, как теперь. Они искали ее взаимности, шутили с ней. Почему так было, словно люди с первого взгляда видели, что ей скучно… А он был человек с положением, видный специалист, инженер. Круг его знакомых — интересные люди. И все всегда подчеркнуто любезны с ней. Даже когда она сама заводила знакомства, про которые муж почти не знал, ей тоже попадались какие-то другие люди, не такие, как теперь. Даже в вагоне однажды за ней пытались ухаживать. Она потом винила себя. Каждый проявлял ей внимание, словно все чувствовали, что душа ее пуста.
И вдруг с Георгием весь мир стал чист, чисты люди, окружающие ее, чисты их взгляды, та же работа, что и прежде, стала любимей. Никто не просит у нее свиданий.
Она часто бывала теперь у Вохминцевых. Ольга уже вернулась из «декрета», работает, ребенка носит в ясли — прелесть мальчишка.
Назвали его Георгием, и Ольга смеясь говорила, что во всем виноваты Раменовы во время прошлогодней поездки. Из яслей Ольга идет на конный двор, седлает верховую лошадь и отправляется на участок. Приезжает в ясли кормить ребенка и забирает его после работы.
Сегодня Нина опять пойдет. Так интересно. Ольга кормит, пеленает. «Кукла живая, и мы с Ольгой играем…» Радость обеим. А приезжает Вохминцев и относится к ребенку очень серьезно, берет его бережно и, кажется, с ужасом смотрит, когда Ольга подбрасывает мальчишку.
— Пусть растет героем! — говорит она.
Георгий перед отъездом почти закончил «Красный крейсер». Ната сегодня увидела картину и глаз не отводила. Нина подумала, что про свое объяснение с Натой и про поцелуи — не скажет Георгию. Влюбленность — не преступление и не оскорбление, если любят чисто и с уважением. Впрочем, Георгий отлично знает…
Крейсер — не тот белый красавец, о форштевень которого была разбита бутылка шампанского и который, как живой, грандиозный зверь, спрыгнул из дока прямо в озеро, углубленное землечерпалками. Крейсер стал жить. Он ушел, и тысячи людей провожали его, как сына, на долгую и опасную службу.
А крейсер Георгия красен. Около него люди с огнем в руках, они пламенем закаляют его. Главный строитель тут же… Большое, бледное, обескровленное пятно, близкое зрителю, контрастирует с крейсером. А там, у электросварщиков, брызги огней обсыпают корабль, как бенгальские огни. Люди идут на палубу, скрываются в его глубинах, он как бы глотает их… Это те, о которых говорила Ната…
Георгия вызвали в Москву, телеграммы пришли в горком партии, в краевой союз художников, в крайком партии. Целый хор требований — немедленно Раменову выехать и привезти свои работы.
Пять тысяч рублей перевели Раменову, сразу же из края приехал директор музея, он же член правления Союза художников, прожил три дня, обсудил с Георгием, какие работы везти. Все было просто, без комиссии, споров, о которых говорила Гагарова. Новый город! Новая жизнь!
Директор художественного музея захохотал и обрадовался как ребенок, увидя «Сон крейсера».
— Что-то вроде песенки Вертинского! — сказал он и спел:
А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет вам про
